«Некоторых мужчин голыми руками не возьмёшь… нужны ноги!» – философствовала Моника Надь, пока шла сквозь заросли орешника. Ноги Моники, надо сказать, были обтянуты ажурными чулочками и окутаны батистовыми нижними юбками с волнами кружев и кокетливыми бантиками. Но поверх всего этого великолепия девушка надела темную и грубую рясу церковного служки.  В такой одежде проще, не привлекая к себе внимания, добраться до условленного места встречи с отцом Бенсоном… ну а там, если всё пойдёт как надо, рясу можно скинуть мгновенно!

Моника ступала легко, не спотыкаясь – зрение оборотня позволяло ей самой тёмной ночью выбирать дорогу так же легко, как и днём. Если бы она ускорила шаг, она пришла бы на встречу вовремя… но какая же девушка вовремя придёт на назначенное свидание?

Толстенький католический священник не вызывал у Моники нежных чувств. Однако преподобный отец был образованным и очень начитанным человеком, имеющим, помимо прочего, доступ к церковным архивам. А монастырские летописи и внутренние отчёты, – Монику это всегда смешило, – являлись отличным источником для получения информации о колдовстве, колдунах и артефактах. Церковники, истово искореняя все упоминания о подобных вещах в светской литературе, старательно записывали для собратьев, что именно они искоренили. Порой такие описания оставались единственным следом, который магический предмет оставил на земле…

Конечно, отец Бенсон помнит, что информация из архивов – не для распространения. Церковное руководство не одобрит, если патер разыщет в старинных летописях сведения о старинной магической вещи и передаст их какой-то венгерской авантюристке. Это может поставить крест на его карьере… но, как известно, мужчина, потерявший голову от страсти, способен на всё.

А Моника ради информации о таинственном артефакте оборотней постарается разбудить в мужчине самую пылкую, самую безумную страсть.

Моника издалека услышала шаги отца Бенсона – священник спешил, спотыкался и чертыхался. Девушка, не выдавая своего присутствия, неслышно скользила навстречу, забавляясь в душе. «Сколько бы заставить его подождать? – думала она. – Пятнадцать минут? Час? Хотя нет, час не надо. Я сама первая столько не выдержу. Скуууучно же…»

Скуки Моника не выносила. Ей непременно надо было что-то делать, куда-то идти, решать какую-то задачу. Оборотни, знавшие её близко, порой говорили, что у Моники под хвостом шило. На что Моника обычно отвечала, что это не шило, а внутренний стержень; и что завидовать дурно.

Так и не решив для себя вопрос, на сколько следует опоздать, Моника свернула за поворот тропинки… и неожиданно увидела, как ноги отца Бенсона, мелькнув, исчезают в кустах. Будто кто-то сильный неожиданно сдёрнул преподобного отца с тропы!

Это что ещё за конкуренция?

Кто посмел переступить Монике Надь дорогу и наложить лапу на нужного ей человека? Что за наглость! Ну, сейчас она ему покажет!

В три хороших прыжка Моника кинулась в те же кусты и налетела на вампира, который ловко скрутил священника и явно готовился отведать крови. Вампир? Да какая разница! Пусть хоть сам вожак стаи – сейчас девушка-оборотень была разъярена и не побоялась бы кого угодно!

– Не тронь его! – выкрикнула Моника, отталкивая вампира от его жертвы. – Он мой!

– С какой это радости он твой? Я первая на него глаз положила! – возмутилась Моника. – И вообще, тебе лишь бы пожрать, а мне он для дела нужен. Сам ищи другого.

Моника не ощущала запаха крови, а значит, отец Бенсон ещё цел. А если не двигается – значит, без сознания. Это было хорошо. Священник ничего не увидит и не узнает ничего об оборотнях и вампирах. Когда он очнётся, можно представить случившееся нападением обычных грабителей.

Точнее – если очнётся. Сперва надо выцарапать преподобного отца у вампира. Та ещё задачка! Вампиры не менее сильные и ловкие, чем оборотни, но у вампиров, кроме того, есть магические способности, порой очень неприятные в бою. И ведь никогда не знаешь заранее, какие именно способности у конкретного вампира!

Исход драки виделся неоднозначным. Но, может быть, ещё удастся уладить дело полюбовно? Этот вампир не торопится нападать (хотя многие вампиры бросились бы на оборотня сразу, желая убить за один лишь факт его существования).

К тому же при ближайшем рассмотрении он оказался симпатичным. Монике нравились такие – с наглым и нахальным взглядом.

– Хочешь, поищем новый ужин вместе? – предложила она, легко перейдя от возмущения к интимному, доверительному тону. – Поохотимся, развлечёмся… Не будь букой!

«Ну и зануда!»

- Ты бы его не поймал, если бы я его не выманила, - тихонько фыркнула Моника. - Поэтому первая была я!

Объяснять вампиру, зачем ей понадобился священник, Моника, естественно, не собиралась. Знать о поисках старинного артефакта живым мертвецам не следовало. Как раз наоборот - от них следовало хранить всё в тайне.

Ради сохранения тайны, в принципе, можно было даже пожертвовать таким потенциально ценным информатором, как преподобный отец. Но пока Моника не видела в  этом необходимости.

- Ну что ты как маленький, честное слово! - ответила она на вопрос вампира. - Зачем бывает нужен человек? Либо он что-то знает, либо что-то может сделать. Будто вы людей как-то по-другому используете! Лучше пригласил бы ты даму на ужин.

– Отлично, договорились! – радостно сказала Моника. Она ведь именно этот вариант и предлагала с самого начала.  Хорошо, что вампир согласился. Правда, он поставил условие, что ловить надо именно священника… ну что ж, это придаст дополнительный азарт охоте.

Охотиться вместе с вампиром! Это рискованно и опасно. Как известно, вампиры коварны, хитры и оборотней не любят. Нет никаких гарантий, что такой вот блондин с нахальным взглядом при первой же возможности не порвёт Монику на ленточки. Но Моника обожала риск.

А кроме того, этот вампир ей нравился. Было в нём что-то... соблазнительное.

Оставался только один нюанс, который пропустить было никак нельзя:

– А ножкой, к твоему сведению, я вовсе и не топала. Когда я топаю ножкой, это по-другому выглядит. Вот так!

Одним лёгким движением Моника подняла до колен рясу и выставила вперёд ножку – в ажурном чулке. Демонстративно потопала ею, стуча каблучком туфли о камешек. И позволила чёрной рясе упасть обратно, будто опустила театральный занавес.

– Вряд ли ещё кто-нибудь из священников или монахов гуляет один ночью, – перешла она на деловой тон.  – Значит, будем выманивать их из клуатра. Например, я могу стучать в боковую дверь и слёзно звать на помощь. По идее, должны открыть. И тут ты его схватишь! Правда, необязательно, что откроет именно священник. Но всё равно – дверь-то уже будет открыта. А внутри священники точно есть.

План был совершенно непродуманный, но Моника считала, что подробности можно решить по ходу дела.

– И кстати, – добавила она, – а как тебя, собственно говоря, зовут?

– А я Моника, – ответила девушка. Она отметила, что Даниэль не назвал своей фамилии, но её это не смутило. На одну ночь сойдёт и так. А потом… если надо будет выяснить, кто такой этот вампир, Моника выяснит. В этом она ни капли не сомневалась.

«Даниэль… По-нашему был бы Данош», – подумала Моника, припомнив родной венгерский. Хорошее имя. Ну, если не вымышленное, само собой.

– У него ещё в рукавах сутаны внутренние карманы есть, – поделилась она, наблюдая, как вампир потрошит одежду отца Бенсона, – чтобы удобнее было пожертвования складывать. И на шее, на цепочке, серебряный образок… Бери всё! Пускай он, когда очнётся, подумает, что на него напали грабители! Ведь так будет лучше, правда? А ещё можно его связать. Но мне нечем… хотя, это можно сделать его собственным поясом…

Она скептически посмотрела на пояс. М-да, вряд ли таким поясом удастся кого-то крепко связать. Но это и к лучшему – священник сможет освободиться сам и будет чувствовать себя героем.

Даниэль тем временем вытащил у отца Бенсона платок, маленький флакончик с духами, несколько монет, ключ и сложенную в несколько раз, потёртую на сгибах бумажку. Видимо, записку.

– Дай посмотреть, – заинтересовалась Моника.

Ну, не стоит вязать – значит, не стоит. Моника не держалась за свою идею. Она без проблем готова была уступать в мужчинам в мелочах, если в крупных делах мужчины поступают так, как ей надо.

А Даниэль пока делал именно то, чего Моника от него хотела. Например, вот, согласился оставить отца Бенсона в покое. И дал ей записку, когда она попросила.

Вот только записка эта была Монике непонятна. Цифры какие-то… то ли шифр, то ли упражнения счетовода. Или математика. Левый край страницы был оторван – возможно, разгадка крылась там? Но вампир, кажется, нашёл разгадку и так. Уж очень выразительно он усмехался.

– Даниэль, – ласково сказала Моника, когда вампир затащил тело священника под куст, – ведь ты умный, вот объясни мне: а что это за цифры?

Рассудив, что получить ответ она может и по пути, девушка сделала несколько неслышных шагов в сторону собора. Моника хорошо представляла себе устройство этого громадного здания. Слева и сзади к боковой стене собора пристроен внутренний дворик, обрамлённый галереей с арками. Он называется клуатр. Под галереями есть проходы в кельи, кладовые, трапезную; а в северном углу двора есть каменная лестница наверх, на второй этаж – там тоже кельи. Попасть в клуатр можно как через боковой неф храма, так и через отдельную дверь во внешней стене галереи, с левой стороны…

Правда, Моника не знала, в какой келье кто ночует, но какая разница? Даниэль же сказал, что ему сойдёт любой святоша.

Кто-то напортачил с финансами? Интересно! И если лист из бухгалтерской книги выдран, то, очевидно, кто-то хотел это скрыть! А зачем этот лист отцу Бенсону? Либо он раскрыл чужие финансовые махинации и хотел уличить или шантажировать виновника, либо эти махинации были его собственными. И если он хотел скрыть собственные преступления… тогда у Моники появлялось оружие против священника! На случай, если её женских чар окажется недостаточно для получения информации из архива. Всегда полезно иметь запасной вариант, не так ли?

– Спасибо, Даниэль! – девушка спрятала записку в складках своего одеяния и послала вампиру чарующую улыбку. Возвращать бумажку она, разумеется, и не подумала. – Ты очень умный, даже не сомневайся. Я такие вещи чувствую интуитивно, а женскую интуицию не обманешь.

Моника уверенно шла к собору, прислушиваясь, тем не менее, к тому, что происходит у неё за спиной. Вдруг вампир решит напасть неожиданно? Моника в любой момент была готова отпрыгнуть.

- Надеюсь, ты знаешь, куда идешь? – спросил вампир. – Я полагал, нам нужно найти дверь, которую открывает ключ святого отца. А он вряд ли вышел через парадный вход...

– Через парадный, именно через парадный, – тихо рассмеялась девушка. – Через парадный вход в собор, о да! Но не ради тожественности, а потому, что так проще. Понимаешь, на ночь все двери запираются, и ключи у аббата. Но иметь ключ от собора отцу Бенсону положено по долгу службы! Вот он через и шмыгает сперва в собор, а оттуда уже на свободу. Дверные петли смазаны хорошо, открываются тихо. Опять же, если священника увидят идущим из кельи в собор, всегда готово оправдание: помолиться, мол, он желает среди ночи перед алтарём! Дело богоугодное!

- Я бы не советовал тебе заниматься шантажом. Как бы не вышло боком…

- Ой, Даниэль, – в восторге прошептала Моника, – какой ты заботливый!

Настолько заботливый, что просто не верится. А к тому же ещё и умный. И красивый. И – Моника прекрасно это видела – ироничный. Невероятное сочетание достоинств!  Вампир явно заслуживал того, чтобы познакомиться с ним поближе…

Правда, Моника отдавала себе отчёт, что если Даниэль действительно умён, такое сближение может оказаться опасным и для неё лично, и для всей стаи. Вампиры и оборотни слишком долго были врагами.

«И вожак тоже будет недоволен, – предсказала про себя Моника, – дескать, а вдруг я во сне выболтаю наши тайны? А какой там сон, с вампирами разве уснёшь… Но в чём-то он прав: у вампиров может найтись много способов вытягивать из смертных интересные сведения».

Из этого напрямую следовало, что отца Бенсона придётся убедить (или заставить – тут как пойдёт) предоставить ей информацию из архивов как можно скорее. Не позже чем завтра. А получив информацию, священника нужно убить. Жалко, конечно – хотелось бы использовать его и дальше, – но сохранение в тайне поиска, который она ведёт, важнее!

Меж тем заросли кончились. К тёмной в ночи громаде собора оборотень и вампир проскользнули неслышно – двумя быстрыми тенями. Вдоль стены пробрались ко входу, поднялись по ступеням. Вампир открыл дверь.
Внутри было темно. Несколько горящих лампад освещали алтарь, но клирос, хоры, галерея и прочее терялись во мраке. Пахло ладаном и воском.

«Какая романтическая обстановка, - оценила девушка, - в самый раз для занятий любовью… Но не рано ли начинать любовные игры с этим вампиром? Мы ещё мало знакомы. Вот после охоты… после охоты будет в самый раз».

В исповедальне было тесно. Моника с полным правом  считала себя стройной девушкой, да и Даниэля толстяком назвать было трудно, но всё-таки маленькая кабина создавалась в расчёте на одного. К тому же очень мешала скамеечка для коленопреклонений, упирающаяся девушке в голень. Моника повозилась, стараясь не создавать шума и тем не менее найти для себя удобное положение. Нашла. В этом положении её бедро упиралось вампиру в самую интимную часть тела, а бюст крепко прижимался к его груди. Зато скамеечка перестала беспокоить.

Шаги меж тем приблизились, послышался разговор. Один из собеседников  страдал лёгкой одышкой – видимо, был полноват. А у второго был чёткий, сухой, похожий на шелест увядших листьев  голос.

– Осторожно, здесь стулья, – предупредил одышливый.

– Я знаю, – отозвался его собеседник.

– Ты кому-нибудь ещё говорил об этом?

– О стульях?

– Нет! Об этих… богомерзких созданиях. И об их вожаке!

– Пока никому. Я не был уверен. Теперь скажу. И ты скажи.

– Я? Мне – пойти к магистру Ордена охотников? Ты меня кем считаешь? – возмутился тот, кто страдал одышкой.

– К нашему главе я схожу сам. Тебе надо к архиепископу.

– Чтобы он счёл меня фантазёром?

– Боишься насмешек?

– Я? Я боюсь, что это всё равно ни к чему не приведёт! Сейчас девятнадцатый век! Весь клир старается идти в ногу со временем и смеётся над бабушкиными сказками. А оборотни для них – это именно бабушкины сказки.

При упоминании об оборотнях Моника напряглась, как напрягается перед прыжком рысь, сидящая в засаде. Очень хотелось выскочить и начать убивать, и сдерживало только желание послушать дальше – может, скажут ещё что-нибудь интересное?

– Оборотни убивают людей. Будешь сидеть сложа руки? – ронял фразы чёткий и сухой голос.

– Ну, ладно… – пошёл на попятную второй голос, одышливый. –  Ну, я схожу… А что дальше? Даже если Его Преосвященство мне поверит… ну, что он может сделать?

– Предупредить паству. Бедняки суеверны и доверяют ему. Они помогут.

– Эх, ничего ты не понимаешь… – вздохнул невидимый священник. – А репутация нашей Церкви? Надо учитывать, что скажут в Риме!

– Гибнут люди. Тебе это нравится?

– Нет! Схожу я, схожу. Я же сказал тебе уже!

– Правильно. Уничтожим Гвинблейда и его тварей.  Вместе мы справимся.

Одышливый священник только вздохнул.

– Бывай, – коротко уронил охотник.  – Запри за мной.

– Ну… это… Благослови тебя Господь…

«Нет уж, так просто ты отсюда не уйдёшь!» – вскинулась Моника. Отпускать охотника, разнюхавшего имя вожака стаи… притом что вожак совсем недавно сменился!.. отпустить того, кто готов ради борьбы с оборотнями поставить на уши не только братьев-охотников, но и простых людей? Да ни за что!

Конечно, рано или поздно охотники разузнают, кто новый вожак стаи. Но всё-таки пусть это будет поздно, а не рано! Чем позже – тем больше Чарльз утвердится в правах вожака и тем меньше шансов  взять над ним верх.

– А вот хренушки вам, – тихо пробормотала Моника, протискивая руку между стенкой и бедром Даниэля, чтобы дотянуться до двери исповедальни и распахнуть её.

– Тише! Да тише же! – шипел Даниэль. Интересно, как он себе это представляет? Моника должна выплыть из исповедальни бесшумно, печально, и начать убивать в темпе медленного вальса?

Но только девушка собралась прямо и нелицеприятно объяснить вампиру своё мнение на этот счёт, как он поцеловал её прямо в губы. «Невероятное нахальство! Но… в сущности… если вдуматься… охотник ведь может немного и подождать…» – подумала Моника и пылко ответила на поцелуй.

А потом и ещё на один.

Охотник, меж тем, ждать не собирался. Неизвестно, услышал ли он возню в исповедальне, и если услышал, то как именно её истолковал, но после паузы  Моника уловила сухой смешок, похожий на треск сломанной ветки, и слова:

– Пойду. До встречи.

– Да-да, – отозвался одышливый собеседник, – до встречи…

«Ещё минуту, – думала Моника, обнимая Даниэля, – ещё одну. И вперёд».

Шаги отдалились в сторону входной двери. Звякнули ключи.

«Ну, ничего, – подумала Моника, – я успею его догнать!» Жарко прошептала Даниэле в самое ухо:

– Последний разок, и выходим!  – и снова поцеловала вампира.

Даниэль настолько быстро и умело вырубил преподобного отца, что Монике вообще не пришлось участвовать в нападении. В целом неудивительно: обычный человек вампиру, конечно, не конкурент. Но обидно: Моника обещала Даниэлю помощь, а помочь-то оказалось как раз и нечем. Если бы для охоты надо было проникать в клуатр, искать нужную келью – тогда да, тогда таланты оборотницы пригодились бы. А так…

«Ну, я зато могу поаплодировать и повосхищаться,  – подумала неунывающая девушка. – Подвиг героя ценен вдвойне, если совершён на глазах прекрасной дамы!»

И, стремясь честно выполить свою часть договора, Моника кинула на вампира долгий восхищённый взгляд, взмахнув для убедительности ресницами.  Аплодировать не стала: и без того достаточно пошумели.

Отворив дверь и затем аккуратно заперев за Даниэлем с его ношей, Моника спрятала ключ в карман. Ещё пригодится.

– Ужин для меня мы - так или иначе - нашли, а посему сочтем, что сделка состоялась. Патер Бенсон всецело твой, – сказал вампир. 

– Даниэль, с тобой так приятно иметь дело! – почти промурлыкала Моника.  – И не только дело!  Всё остальное тоже приятно. Продолжим?  Только я сейчас отлучусь на минуточку, убью охотника и вернусь, ага?

Судя по запаху, который оборотница чувствовала совершенно отчётливо, охотник пошёл не к дороге, а к небольшому перелеску… непонятно, зачем, но, может быть, он именно там привязал лошадь – чтобы не вызвала подозрений, оказавшись на виду.

Отредактировано Моника Надь (2016-06-06 00:30:32)

– Убивала, – ответила Моника честно, умолчав, впрочем, о том,  что убитые ею охотники были довольно молодыми и явно не самыми опытными из всей охотничьей братии.

Девушка понимала, что рискует, собираясь напасть на этого типа с чётким и суховатым голосом. Но это был только её риск.  А вот если охотник действительно добьётся того, что католические священники натравят людей на оборотней – тогда это будет опасно для всей стаи.

Монику многие считали легкомысленной, и, действительно, она ко многим вещам относилась легко. Но не к благополучию своей стаи и лично Чарльза Гвинблейда. Почему? Она и сама точно не знала. «Видимо, этот вожак послан мне Богом, – пожимала Моника плечами всякий раз, когда доводилось об этом задумываться; и добавляла,  – знать бы ещё, за какие грехи…»

Но так или иначе… Охотник и священник – судя по их разговору, пока единственные люди, кто знает, что Гвинблейд стал новым вожаком, – должны были замолчать. Священника убьёт на ужин вампир. А убить охотника должна она, Моника – больше некому…

– Я бы позвала тебя с собой, – сказала она просто, встретив взгляд Даниэля, – но ведь он собирается драться с оборотнями. А ты вампир. У вампиров свои расклады, вам может быть выгодно, что охотники начнут нас бить. Я не могу просить тебя пойти против своих. Нечестно это.

«И не очень выгодно с политической точки зрения», – добавила она про себя.

Долго говорить не было времени. Каждая минута была сейчас на счету: охотника надо было брать в безлюдном леске, вдали от посторонних глаз. А то вдруг он потом вскачет на лошадь и унесётся, а на дороге – кто знает? –  даже ночью возможны неожиданные попутчики… меж тем как Монике лишние свидетели не нужны.

Моника сделала вампиру прощальный жест ручкой и бросилась по следу охотника.

Она спешила и, как оказалось, спешила не зря: успела до того, как охотник с сухим голосом сел на коня. Но он был не один – с ним были ещё двое людей!

А коней так и вовсе шесть…

Тот, кто говорил со священником в храме – оборотница узнала его по запаху,  – оказался высоким и худощавым. На нём была свободная куртка, какую обычно носят мастеровые (острый глаз Моники различил под курткой револьверы), через плечо сумка со множеством карманов – якобы для инструментов… но девушка догадывалась, что за инструменты у него там. Орудия убийства её и ей подобных, вот что!

Двое его спутников были одеты как простые крестьяне – казалось, это пастухи, которые вывели коней в ночное. Однако Моника была уверена, что никакие это не пастухи. Да и лошади у них не крестьянские!

Трое против одной – отвратительный расклад. Моника подумала, что, пожалуй, атаковать не стоит. Может же девушка и передумать, верно? Вместо того, чтобы драться, она, пожалуй, проводит этого охотника. До дома. А потом быстренько наведёт на него Гвинблейда и других бойцов из стаи.

Один «пастух» уже сидел в седле, второй собирался садиться. Моника притаилась за кустом бузины. Охотник в куртке мастерового, держа свою лошадь под узцы, вытащил из кармана фляжку, отвинтил зубами колпачок и щедро плеснул на землю какой-то остро пахнущей жидкости. Оборотница не удержалась и чихнула…

… и тут же поняла, что отступать некуда – всё-таки придётся драться. Во-первых, Моника этим чиханьем только что себя выдала. А во-вторых – даже если бы удалось убежать и спастись, – шансов найти охотника в Лондоне уже не было никаких. Мерзкий острый запах напрочь отбивал обоняние!

Быстро, со всей быстротой, на которую была способна, Моника вскочила и метнулась к ближайшему человеку – «пастуху», ещё не успевшему сесть на лошадь. Прыгнула. Во время прыжка замахнулась, и её рука – изящная ручка с любовно ухоженными ноготками – изменилась, становясь лапой с острыми когтями. «Пастух» поймал удар этой лапы прямо в лицо; вообще-то Моника хотела рвануть ему горло, но человек не вовремя начал пригибаться. Ну ничего, и так сойдёт: один из когтей попал в глаз. Глаза больше не будет…

Не останавливаясь, не нанося второго удара, оборотница скрылась в кустах – благо кустов тут было много. Встречались даже поваленные деревья. Подходящее место, чтобы играть в кошки-мышки. Если повезёт, удастся расправиться с противниками по одному. Но это – если они начнут её преследовать, а не ускачут. И если не поднимут тревогу. И если не подстрелят серебряной пулей. И если не сумеют зажать её тут с двух сторон.

Если, если, если…

Скрывшись из виду, Моника первым делом скинула рясу и туфли, оставшись в нижнем белье. Длинное и плотное облачение церковного служки совершенно не подходило для того, чтобы быстро прыгать по кустам. Нижние юбки – другое дело: они, конечно, тоже цепляются за что угодно и путаются в ветках, но батист и кружева мгновенно рвутся и потому не замедляют движения.

Оборотница прислушивалась, но как ни старалась, не смогла уловить ни единого слова. Ни ругательства, ни короткого приказа. Шорох, шебуршание, невнятные шаги – и всё. Ни ругательства, ни короткого приказа. Люди не могли не общаться между собой, но делали это, видимо, как-то иначе… жестами? взглядами?

«Видно, тут слаженная команда, – подумала Моника. – Жаль. Это усложняет дело…»

Моника проползла под ветвями остролиста (колючий, зараза!) и выглянула. Ситуация возле лошадей выглядела следующим образом: раненый «пастух» скорчился на земле, товарищ перевязывал ему голову. Девушка оценила, что разместились они так, чтобы кони прикрывали обоих от атаки из леса. 

Третьего – того самого охотника, который разговаривал со священником в храме – нигде не было видно.
Куда он мог деться?

И тут же раздался выстрел. Дёрнулись ветки куста, на который девушка небрежно кинула свою рясу.  Охотник обманулся, приняв одежду за человека? Возможно. Но так или иначе, звук выстрела дал понять Монике, где находится противник. Она метнулась туда, оставив колючим веткам ещё несколько лоскутков батиста…

… «В бой я пойду в корсете и обрывках нижней юбки с бантиками… Это будет дополнительная психологическая атака!»…

… Моника прыгнула – но охотник уже переместился на пару метров влево. И выстрелил – практически в упор. Гад! Моника успела уклониться в последнюю секунду. Теперь оставалось только кинуться вперёд и вцепиться охотнику в горло, пока он не успел взвести курок!

Они сцепились, сплелись клубком, покатились по земле. Оборотница была сильнее обычного человека, но и противник её на этот раз попался достойный: сильный, тренированный, умеющий драться мужчина.

Исход схватки виделся неоднозначным.

Моника изменила зубы на клыки. Она хотела вцепиться охотнику в глотку, но тот прикрылся рукой. У него был наруч из толстой кожи, пропитанный какой-то дрянью: рот заполнился горечью, как будто Моника хватанула желчи. Оборотницу чуть не стошнило, и она пропустила болезненный удар в бедро –  мышцу свела судорога. Охотник, крутанувшись угрём, вывернулся.

Оба вскочили. Охотник вскинул револьвер, который так и не выпустил из руки. Щелкнул курок. На счастье Моники, её неожиданно для неё самой подвела сведённая нога; девушка повалилась вперёд и с размаху впечаталась противнику плечом в живот. Охотник и оборотень снова повалились на землю. Моника вцепилась в мужчину, рвала когтями его одежду, силилась добраться до горла… Охотник всё-таки выстрелил, прижав револьвер к телу противницы, но Моника  как раз в этот момент совершила рывок и вцепилась клыками мужчине чуть выше воротника рубашки – дуло скользнуло, и серебряная пуля пошла не в сердце, а лишь вкось по ребрам. В следующее мгновение охотник коротко и сильно ударил девушку в висок. Но Моника успела прокусить артерию, и то, что голова мотнулась в сторону и болезненно заныла, уже не могло ничего изменить…

Охотник дернулся раз, другой, – Моника снова приникла к его горлу, – потом больше не шевелился.

Кровь смыла отвратительный привкус во рту. Оборотница тихо зарычала – её переполняло торжество, возбуждение, азарт. Хотелось впиться зубами в теплое кровавое мясо и насладиться моментом до конца.

Однако не стоило забывать о спутниках погибшего охотника! Они могли услышать шум схватки и прийти. Моника вскинула голову, прислушиваясь, и сразу же поняла, что кто-то приближается! Но, перекатившись в сторону и припав, будто для прыжка, к земле, поняла, что это Даниэль.

О, как Моника обрадовалась вампиру! Она взглянула на него с искренней и немного шальной улыбкой (опьянение охотой ещё давало о себе знать) – улыбкой, довольно-таки необычно гармонировавшей с удлинёнными клыками и вымазанным кровью лицом.

Кровь залила также батистовую сорочку и корсет, оставляя пятна, но Моника не обращала на это внимания. Всё равно от белья осталось в основном воспоминание.

– А ты их убил? Даниэль, как это необычайно мило с твоей стороны! – воскликнула Моника. Говорить с удлинёнными клыками было не очень удобно, но Моника по этой части обладала большим опытом и могла внятно разговаривать практически везде, всюду и в любой ситуации. («Хрен заткнёшь», называли эту её способность другие оборотни).

Она действительно обрадовалась, что вампир пришёл на помощь и избавил её от проблемы. То есть даже от двух проблем – тех охотников ведь двое было!

Моника по-кошачьи выгнулась, потянулась… тут же ойкнула и зафырчала: рана дала о себе знать. В драке девушка была настолько захвачена желанием победить, что почти не почувствовала боли; зато теперь…

Но всё-таки она победила! Тело охотника лежало на траве, кровь пахла призывно и одуряющее. Моника представила себе, что сейчас доберётся до тёплой сырой печёнки, и облизнулась. Уже сделала движение в сторону убитого, но неожиданно замерла и посмотрела на Даниэля:

– Ты их съел? Или ещё голодный? Хочешь, угощайся, – оборотница широким жестом указала на убитого ею охотника. – Он умер только что. Кровь свежая.

Обычно оборотни не делились добычей. Как правило. Но из любого правила есть исключения: например, младший член стаи мог уступить свой обед вожаку. А самка могла позволить есть свою добычу самцу, которого для себя выбрала.

Отредактировано Моника Надь (2016-06-14 20:55:11)

Ну, если Даниэль не хочет кушать – значит, не хочет. Значит, можно припасть к ещё тёплому телу самой…

Моника сильными, резкими движениями разодрала охотнику грудную клетку. Всё, что до этого ещё не было перепачкано в крови, теперь оказалось ею залито, но какая разница? Оборотница добралась до печени и с удовольствием в неё вгрызлась. «Бывают вот неприятные люди, а ты оказываешься у них в печёнках – и на душе так хорошо-хорошоо!» – подумала Моника и заурчала.

– А после этого, – услышала она голос вампира, – надо будет тебя перевязать.

На душе стало ещё лучше. Моника почувствовала, что рядом мужчина, который будет о ней заботиться, ухаживать, помогать. И – она чувствовала это – который притом ею восхищается и любуется. Уруру.

Ела Моника недолго, ведь она не была голодна по-настоящему – а к тому же, наедаться до отвала было просто глупо. Ведь ночь ещё не закончилась.

Девушка облизнулась, проглотив последний кусочек, и обернулась на Даниэля. Он в этот момент рылся в сумке охотника. Хозяйственный…

Моника плавным движением подобралась к вампиру поближе и просунула голову ему под руку. Так тычутся в человека кошки, когда хотят, чтобы их погладили.