[indent] – Не кончается, – согласилась Моника. – Она, может, и кончилась бы, если б у Ганса хватило ума жить припеваючи и радоваться тому, что имеет. Первое время так и было. Но постепенно стала Ганса брать досада, что из всех денег, которые в карман текут, к нему попадает только половина. Сколько бы он ни получал – всё равно жалел, что не получил вдвое больше! Когда ему подавали на обед кабанью ногу, он думал, что если бы не договор с Михелем, он кушал бы устриц и бланманже; а когда Ганс покупал себе новый кафтан зелёного сукна, он вздыхал, что это не золотая парча.
[indent] Наконец эти мысли так его измучили, что он пошёл в лес, стал на пригорке и воскликнул: «Господин Стеклянный человечек! Выполните моё второе желание – хочу расторгнуть договор с Михелем-великаном, только так, чтобы и деньги свои вернуть, и здоровье вечное сохранить!»
[indent] Как только он это сказал, появился перед ним старичок в одежде из стекла, только теперь оно было не цветным, а чёрным. Чёрная хрустальная лента обвивала его шляпу. «Глупец!» – воскликнул Стеклянный человечек. – «Пожелай-ка лучше что-нибудь другое!» Но Ганс упёрся: ничего другого не хочет, и всё тут. «Что ж», – сказал Стеклянный человечек. – «Слово моё твёрдое. Слушай же. Расторгнуть вашу сделку с Михелем-великаном я не могу: он сам по себе, я сам по себе. Однако я могу научить тебя, как его обмануть и получить, что хочешь. Но дело это непростое. Хоть на миг дрогнешь, и мало что великана не обманешь, а ведь сам окажешься в его власти! Подумай ещё раз, Ганс: стоит ли рисковать?»
[indent] Ганс стал клясться, что он хорошо подумал и решения своего не изменит, а Михеля совсем не боится. Хотя, правду сказать, Ганс уж так привык не чувствовать ни боли, ни немощи, а прочие трудности разрешать деньгами, что и забыл, что это такое – бояться.
[indent] «Будь по-твоему», – вздохнул Стеклянный человечек. – «Я выполню твоё второе желание. Знай, больше всего на свете Михель-великан дорожит своим сердцем: для сохранности он даже вынул его у себя из груди и положил в банку. Если ты украдёшь эту банку, сможешь требовать у великана что угодно: Михель всё сделает, лишь бы вернуть сердце». И Стеклянный человечек научил Ганса, как похитить заветную банку.
[indent] Пришёл Ганс на гору, где росли самые высокие, самые крепкие ели, нашёл там громадные чёрные камни, подошёл к ним и сказал: «Эй, Михель-великан, принимай в гости!» Тогда расступились камни, и голос Михеля прогрохотал: «Ха! Ну что ж, заходи!» Ганс прошёл между камнями и оказался в ущелье. Там было так же светло, как в лесу, только свет был какой-то неживой — холодный, резкий. От него делалось больно глазам.
[indent] На каменной площадке стоял большой дом, не хуже и не лучше, чем те, в которых живут богатые шварцвальдские плотогоны, разве что побольше, а так — ничего особенного. А на пороге дома стоял сам Михель-великан. «Заходи, приятель!» – сказал он. – «Выпьем по стакану вина». Михель провёл гостя в дом, налил вина себе и Гансу, а потом пошёл у них разговор о всякой всячине, о чужих краях о прекрасных городах и о диковинках, которые можно там увидеть. «А ведь говорят, и в наших землях есть диво, которое не часто встретишь», – ввернул к слову Ганс. – «Слыхал я, что ты сумел запереть в банку живое сердце, и оно не перестало биться!»
[indent] «Это правда», – согласился Михель, уже слегка захмелевший. «Эх», – сказал тогда Ганс. – «Мне быть глазком увидеть это чудо! Я бы до смерти помнил!». И с такой мольбой посмотрел на Михеля, что тот не устоял и повёл его в соседнюю комнату, где на полке стояла стеклянная банка, до краёв наполненная какой-то прозрачной жидкостью. А в банке лежало, то сжимаясь, то разжимаясь, большое живое сердце.
[indent] Как увидел Ганс эту банку, тут же схватил её и кинулся бежать без оглядки. Он знал, что стоит выбежать из ущелья обратно в лес – и он в безопасности! Однако до леса ещё надо было добраться. Когда Ганс выскочил из дома, ему навстречу взметнулась огромная змея. Она в мгновение ока обвилась вокруг него кольцами, сдавила грудь, будто железным обручем, и прошипела: «Отдашшшь сердце?» Но Ганс твёрдо сказал: «Не отдам!»
[indent] В ту же секунду змея исчезла, и Ганс бросился дальше. Но из-под земли дымными языками вырвалось пламя и окружило его со всех сторон. Огненные языки лизали его одежду, руки, лицо… «Отдашь, отдашь?» – шумело пламя. Ганс невольно дрогнул, ведь он почти задыхался от нестерпимого жара, однако собрался с духом и выговорил: «Нет!»
[indent] Пламя сникло, и потоки воды, бурля и бушуя, обрушились на Ганса со всех сторон. В шуме воды слышались те же слова, что и в шипенье змеи, и в свисте пламени: «Отдашь? Отдашь?» С каждой минутой вода подымалась все выше и выше. Вот уже она подступила к самому горлу Ганса. Вот пенистым гребнем встала перед его глазами. Вот он уже почти захлебнулся… Ганс сам не знал, как это вышло, но он вскрикнул «Да, да!» и выпустил банку из рук.
[indent] Вода спала, но вместо воды появился перед Гансом Михель-великан. «Хо, хо!» – зарокотал он. – «Ты хотел обмануть меня, жалкий червяк! За это я навечно заточу тебя в скалу!» И как сказал, так и сделал: поместил Ганса внутрь крепкой каменной скалы.
[indent] Камень, окружающий со всех сторон и не дающий даже пошевелиться – надёжнее любой тюрьмы. Ганс не мог даже мечтать о том, чтобы выбраться оттуда. Не мог он надеяться даже на то, что смерть освободит его, ведь по воле Михеля он стал бессмертным!
[indent] О, как жалел сейчас Ганс о тех временах, когда он мог бродить по лесам, смотреть на небо, слушать пение птиц! Он бы даже согласился снова быть бедным счетоводом, да что там, согласился бы стать нищим, лишь бы не это бессильное существование в темноте! И чем больше он думал обо всём этом, тем сильнее ему казалось, что несчастье началось с того момента, когда он встретился со Стеклянным человечком.
[indent] «Ах ты, стеклянный негодяй!» – закричал он однажды. – «Как же я хотел бы, чтобы ты никогда не выполнял моих желаний! Вот они куда меня привели! Сделай всё как было, слышишь?» И в тот же миг он услышал звон, будто столкнулись стеклянные бокалы. «Моё слово твёрдое», – грустно прозвучал знакомый голос. – «Я выполню твоё третье желание: возьму назад всё то, что дал тебе. Отныне ты забудешь, как можно обмануть Михеля-великана. И отныне к тебе вернётся твоя совесть».
[indent] Что ж, Ганс по прежнему остался заперт в скале, но теперь в придачу к мучительным мыслям об утраченной свободе он не мог не думать о старухе матери, которую он лишил куска хлеба, о работниках-стеклодувах, которых он разорил, обо всех, кого обманул, обсчитал, унизил…
[indent] Говорят, что до сих пор в Шварцвальде стоит каменная глыба, рядом с которой в безветренную погоду можно услышать будто чьи-то стоны. Это – почти заглушенные толщей скалы стенания Ганса; повторяет он всё время одно и то же: «Сколько, сколько, сколько может длиться вечность?»
